Египет: революция поколения Facebook

«Сделайте что-нибудь! Мне нужно позвонить домой!», — женщина из Александрии была на грани истерики. Разрывалась между телевизором — там показывали бунт в её родном городе — и неработающим телефоном. Дома три дочери, и никакой возможности узнать об их судьбе.

В гостинице неподалеку от центра Гизы происходило что-то невероятное. Два десятка женщин окружили администратора и требовали подпустить к телефону. Их мужья тревожно смотрели за витринные окна — там бушевала толпа и время от времени порывалась штурмовать отель. Полицейский, который сидел на входе, переодевался в гражданскую одежду. Его темно-синий мундир в тот вечер мог стать смертным приговором.

Накануне в стране пропал интернет, с утра перестали работать мобильные телефоны, к вечеру во многих частях Каира отключили и городские линии.

В тот вечер мы так и не добрались до точки перегона — места, откуда журналисты по спутнику отправляют репортажи в редакции. Не доехав нескольких километров, таксист остановился, заблокировал двери и замер в ступоре — толпа снаружи начала расшатывать автомобиль и рваться в салон. На улице царил хаос. Над нами летали булыжники. Одежда демонстрантов испачкана в крови. В автомобиле стало невозможно дышать из-за слезоточивого газа — где-то рядом разорвалась шашка.

Привели водителя в чувство 200 египетских фунтов. За эти деньги испуганный парень довез до отеля, где и сам укрылся от толпы. Выбраться оттуда уже не получилось — «If you go there, you will die!». Слова охранника убедили, что от попытки выйти на связь с Киевом стоит отказаться.

Это был первый день египетской революции. Хосни Мубарак правит страной с 81-го года. Большинству местных жителей, в чьей компании мы оказались — было не больше тридцати. Они никогда не жили при другом президенте. Они никогда не видели ничего похожего на то, что происходило в тот день на улице. А выходя на мирную демонстрацию — не представляли, чем она может обернуться.

Когда я впервые побывал в Каире три месяца назад, сразу бросились в глаза гигантские бесформенные дома темно-серого цвета. Полуразрушенные, с множеством пристроек и надстроек. В таких приходится жить большей части населения двадцатимиллионной агломерации. А передвигаться — на изношенных автомобилях, снятых с производства двадцать лет назад. Сначала показалось — «Жигули». И лишь приглядевшись, узнаешь Fiat-126. Живая легенда, давшая жизнь культовому советскому автомобилю.

С ноября по январь жизнь в Египте особо не изменилась. Тогда, сколько я ни общался с местными жителями, никто не гневался ни на Мубарака, ни на его правительство. Несмотря на кризис, страна показывала впечатляющие результаты. Миллионы туристов были и способом дополнительного заработка, и средством покрытия растущих цен, взяток чиновников и поборов полиции. В один момент привычный порядок вещей вызвал бурю негодования.

«Нас травят слезоточивым газом! Нас давят полицией! Долой Хосни Мубарака!», — кричит в нашу видеокамеру один из демонстрантов. Его запал подхватывают сначала несколько стоящих рядом, и вот через несколько секунд сотни людей снова скандируют знакомый лозунг. В этот момент рядом разрывается шашка и дыхание демонстрантов прерывает удушающий газ.

Это было в самом начале выступлений. Против демонстрантов власть бросила всю мощь полицейской машины. В первые часы даже казалось, что ничего не выйдет — слишком массированным был отпор полицейских, слишком обезоруженными — дезориентированные от резиновых дубинок, водометов и газа демонстранты.

На следующий день, когда мы снова пробрались на Тахрир, на площади царила эйфория. Полиция отступила, пришли танки. Несмотря на их грозный вид, военным несут цветы. Отовсюду — возгласы о свободе и демократии. Победа для всех этих людей казалась на расстоянии вытянутой руки.

В толпе к нам продирается крупный мужчина. «Ребята? Вы журналисты? Мне нужно сделать заявление». По профессии он врач-анестезиолог. И у него много знакомых в полиции, которые сообщили тревожные новости. «Пожалуйста, помогите нам!», — едва подбирая слова от волнения, кричит он. — «Они закатают нас в асфальт!».

На следующий день мы много раз вспоминали слова этого человека. Сначала спецслужбы объявили охоту на журналистов — разгромили офисы Al-Jazeera, CNN и EBU, которые позволяли всему миру получать картинку из центра Каира.

Сообщения о пропавших или пострадавших коллегах приходили чуть ли не ежечасно. Вскоре на улицах появились сторонники Мубарака, которые продолжали избивать репортеров и закидывать камнями идеологических противников. Днем ранее их нужно было ещё поискать.

Это были ожесточенные схватки. Я видел, как сосед разбивает голову соседа о мостовую только лишь за то, что у него другие политические взгляды. Сторонников Мубарака можно понять: тридцать лет — слишком долго, чтобы начать бояться перемен. Все это время Мубарак эффективно защищал страну от радикального исламизма и медленно, но уверенно модернизировал Египет. И теперь уже новый, современный Египет — выдворяет его на улицу.

Пусть меня обвинят в необъективности, но я не хочу и не буду искать оправдания тому, кто благие цели достигает слезоточивым газом и резиновыми дубинками, отключением интернета и избиением журналистов.

Мубарак безнадежно отстал от жизни, если верит, что сегодня можно править людьми, контролируя информацию. Уже на второй день журналисты снимали репортажи на мобильный телефон и выходили в эфир через спутниковый интернет, а Google и Twitter настраивали голосовые сервисы для Египта.

Единомышленники Мубарака, диктаторы и автократы, обречены, если думают, что репрессивные машины бесконечно долго могут сдерживать гнев народа. Мир слишком изменился. Поколение Facebook не оставит шанса тем, кто слишком рьяно цепляется за власть, оправдывает свои действия мнимой стабильностью.

Вместе с тем, в событиях в Северной Африке чувствуется что-то сюрреалистичное. Революции без лидера. Лидеры без революции. Лозунги о свободе от людей, которые никогда не были свободными. И которые даже не мечтали о ней два месяца назад.

От событий захватывает дух. Лишь история заставляет удержаться от восторга: когда-то в Иране тоже требовали свободы. Да и в России в начале прошлого века — тоже боролись за власть народа, а получили власть советов.

Каждый раз в разговорах с местными жителями я всегда задавал один и тот же вопрос — что такое демократия? Вопрос ставил в тупик. В Египте пока мало кто задумывается о том, что демократия это нечто большее, чем свержение ненавистного диктатора.