Мне нельзя плакать

Я давно не была на вокзале. Последний раз — до войны.

Первое, что я увидела, когда подъехала — взрывотехническую лабораторию и пожарную машину. Они по-деловому сворачивались , милиционеры снимали оцепление. Я так понимаю6 что вокзал в очередной раз «минировали».

На вокзале — странная картинка... Объявления о номерах горячих линий (скудно, мелко, но есть) и загорелые отдыхающие. Очень много милиции и мальчиков с цепким взглядом в гражданке. Привычных бомжей и попрошаек то ли нет, то ли не видно...

Луганский поезд опаздывал.

На перроне стояли те, кто его встречали и ждали.

Вы ведь хорошо представляете, как выглядит обычная толпа встречающих? Кто-то смеется, кто-то разговаривает, кто-то играет на телефоне... А эти просто ждали. Многие плакали.

Когда подошел поезд и из него стали выходить люди — плачущих стало вдвое больше. Это невозможно описать. Я и не буду.

Пожилая пара врачей с дочкой. Он — после инфаркта. Не могли выехать именно из-за него, невозможно было забрать из больницы. Сразу, как кризис прошел — выдрали прямо из палаты на вокзал.

Мы о них договаривались еще вчера в одном из сел. Домик. Обычный сельский, с водой в колодце и заброшенной пасекой на задворках. 100 км от города.

Приехали. Глава семьи деловито крутит в руках шланг от баллона — пропускает, нужно хомут сочинять. У жены с дочкой в глазах тихая истерика , но молчат, кивают. Соседка показывает как доставать воду из колодца — давно не пользовались, надо выбрать старую, пить пару дней не надо. Молчат, кивают. Обещаю привезти насос в колодец, глава семьи отмахивается — ведрами натаскаем...

Посмотрела я на них и поняла, что не выживут они тут. Две барышни с оптимистичным инфарктником. Но мне об этом не скажут. Уеду — будут плакать. Но — потом, когда уеду. А сейчас — спасибо большое, мы справимся.

Короче. Рука у меня не поднялась их там оставить...Теперь у меня на даче живет не только Людмила из Донецка, но и очень симпатичная семья луганских врачей.

Когда наконец уже добрались, затащили сумки, главу семьи наконец-то усадили на диванчик в комнате и состряпали чай с бутербродами, барышни начали рассказывать. И про инфаркт под первыми бомбежками. И про то, как врачи ходят на работу под обстрелом. И про то, как в иж дом попал снаряд и их «подбросило». И как раскололо газовую трубу под домом и никто не мог понять что это за белый дым. Я не выдержала. Оксана Сухорукова плакала, но слушала.

А я пошла посмотреть как там в доме единственный мужчина и не надо ли что-то вроде лекарств например. Я вообще боюсь слова «инфаркт», а он еще и объективно очень плохо выглядит.

И вот представьте, человек из больницы — в поезд, потом полдня в машине, никто не говорит куда и как там оно будет. Тут здоровый с приступом сляжет. А он ничего. Держится . И улыбается, между прочим. Искренне.
— А у Вас есть неработающие электроприборы, — спрашивает — я бы починил .

Говорю, что у меня и так все работает.

— Ну давайте я Вам хоть ножи наточу? ...

Мне нельзя плакать. Иначе я ничего не смогу. Ни беженцам помогать, ни ребенка кормить. Ничего. Поэтому я даже почти не плакала.  Что б он был здоров со своими ножами...

Леся Литвинова, Фейсбук

Коментарі

коментарів

Дата публікації: 25-07-2014 12:56 |  переглядів