Навіщо був потрібний допит Лещенка?

Давать интервью своему же изданию – это, согласитесь, странно. Более того, мы долго спорили в редакции на эту тему.

В других обстоятельствах мы бы не пошли на такой шаг. Однако статус свидетеля в деле об отравлении Виктора Ющенко, который получил журналист «Украинской правды» Сергей Лещенко, ставят нашего коллегу перед риском лишиться права на профессию. Написав какой–либо материал на тему отравления, Лещенко автоматически может оказаться под угрозой уголовного преследования за разглашение тайны следствия.

Чтобы рассказать все позволенные обстоятельства вокруг допроса в деле об отравлении, Лещенко дал интервью собственному изданию, где поделился своими впечатлениями и внутренними ощущениями от пребывания в следственном управлении Генпрокуратуры.

– Ты знаешь, что из–за твоего допроса уже собираются пикетировать СБУ?

– Я благодарен всем, кто высказался в мою защиту, но мне неприятно, когда на этом начинают спекулировать. Люди, которые решили организовать митинг под СБУ, чтобы он выглядел актуальнее, дописали, что это митинг в мою защиту. Я скажу сразу, что никого об этом не просил и к проведению данного мероприятия никак не причастен.

– Этим интервью ты не нарушаешь тайну следствия?

– Я не могу ее нарушить по простой причине – я не знаю, что такое тайна следствия. Следователь мне не рассказывал, что «вот сейчас вы начнете узнавать тайну следствия». Он не говорил, где тайна следствия начинается, а где заканчивается. Хотя я очень просил следователя изложить мне, в чем именно состоит тайна, чтобы я это не разглашал. Но он не знакомил меня с материалами уголовного дела, не давал мне читать чьи–то протоколы допроса, кроме моего, не показывал результаты экспертиз.

Я не собираюсь разглашать содержание моего допроса, но следователь не вправе запретить мне заниматься журналистикой и писать статьи на тему отравления президента.

Как могут быть тайной следствия истории из жизни Жвании? Пусть даже они связаны с отравлением Ющенко, но это его жизненный путь, который он просто описал в интервью. И после этого возбуждать новое уголовное дело за разглашение тайны следствия – это абсурд!

– Но ты предупрежден о том, что не имеешь права разглашать тайну следствия?

– Во время допроса ведется протокол, после окончания допроса он дается на подпись свидетелю. Нужно подписать каждый свой ответ, анкетные данные и разъяснения моих прав.

Отдельно подписывается абзац о том, что свидетель предупрежден об уголовной ответственности за разглашение тайны следствия. Я этот абзац не подписывал ни после первого допроса, ни после второго.

Это моя принципиальная позиция, и я письменно изложил следователю причины своего отказа. Считаю, что таким образом нарушаются мои права как журналиста, поскольку любая информация, которую я впредь изложу в своих материалах на тему отравления Ющенко, следователь по своему субъективному усмотрению может трактовать как тайну следствия. Это вообще лишит меня права заниматься моей профессией!

Я руководствовался Конституцией, которая гарантирует мне право заниматься своей профессией и обнародовать общественно важную информацию.

Кроме того, практика Европейского суда по правам человека защищает в данном случае журналиста. Вообще наш Уголовно–процессуальный кодекс был написан в советские годы, и не отражает реалий современности. Кроме Конституции, мои права гарантированы законом «Об информации», который освобождает от ответственности за разглашение данных с ограниченным доступом, если это общественно значимая информация. И любому очевидно, что общество должно знать правду о состоянии здоровья первого лица государства.

– Ты будешь и дальше заниматься темой отравления Ющенко?

– Конечно, буду. Я не собираюсь быть заложником следователя, который субъективно будет решать, что мои знания – это тайна следствия.

Тайна следствия – это материалы уголовного дела, которые мне никто не показывал. А мои знания – это информация, которую добыл лично я. И я вправе ею распоряжаться на свое усмотрение, доносить ее до ведома общества.

Граждан Украины не могут лишать права на информацию о здоровье своего президента, который является высшим должностным лицом и содержится на деньги плательщиков налогов.

Более того, если следователи столь суровы и щепетильны с тайной следствия, то я бы хотел посмотреть, как они прореагируют на ее разглашение самим Виктором Ющенко.

Вспомни, президент во время визита в Австрию дал интервью газете «Der Standart», где рассказал, что подозреваемые в его отравлении являются гражданами России, что они скрываются в этом государстве, а Украина настаивает на их экстрадиции.

Любому понятно, что это – тайна следствия. Но здесь начинаются двойные стандарты. Президенту за ее разглашение ничего не будет. Если вдруг что – следователь даст президенту задним числом разрешение на обнародование этих данных. А журналисту при помощи тайны следствия можно легко закрыть рот.

– Давай с самого начала… Как ты оказался в следственном управлении Генеральной прокуратуры?

– В минувшую пятницу в 8:40 утра ко мне домой пришли двое сотрудников СБУ и Генеральной прокуратуры, которые вручили повестку, чтобы я явился на допрос в 10 утра того же дня, то есть через час двадцать минут.

Повестка была подписана следователем Галиной Климович, которая занимается отравлением Ющенко. Поэтому я сразу догадался, в рамках какого дела меня хотят допросить.

Я думаю, любой понимает, что приглашать на допрос за час двадцать минут до его начала – это ненормально. То есть ты должен поломать свой день, подвести других людей, чтобы прийти на допрос в деле об отравлении. При этом, я, очевидно, не являюсь ключевым свидетелем, поскольку не видел Виктора Ющенко длительное время ни до, ни после дня возможного покушения. И точно не знаю чего-то такого, что может кардинально повлиять или продвинуть следствие.

– Ты объяснял следствию причину невозможности прибытия на допрос?

– Да, я тут же попросил у сотрудника прокуратуры телефон следователя. В 8:40 по этому номеру никто трубку не брал, а в 9 утра взял следователь Орлов, который и собирался меня допрашивать. Я ему объяснил, что «вот, мне пришла повестка, но я не могу явиться в назначенное время, потому что у меня уже спланирован день».

– Следователи грубили?

– Нет, со мной они общались всегда довольно толерантно. Но это неправильно, когда они считают, что могут распоряжаться жизнями других людей. Я – всего лишь свидетель, причем явно неключевой. Они – следователи, которые содержатся за счет налогоплательщиков. Нам просто нужно найти взаимоприемлемую дату допроса – вот что я пытался до них донести.

Главный редактор «Украинской правды» Алена Притула беседовала с руководителем следственной группы Галиной Климович и попыталась договориться, чтобы я пришел в понедельник. Но в итоге госпожа Климович не дала своего согласия.

По окончании рабочего дня в пятницу мне принесли новую повестку – на субботу на 10 утра. В этот раз повестку принесли два сотрудника СБУ, один из них – в звании полковника.

Для меня было странно, что повестку обычному свидетелю на обычный допрос разносят полковники СБУ. Наверное, кроме отравления Виктора Ющенко других нераскрытых преступлений в этой стране не осталось…

Тогда я прикрепил к корешку повестки, который повезли назад в прокуратуру, официальное письмо редактора «Украинской правды» на имя Климович с пояснениями, что в пятницу и субботу я не смогу явиться на допрос по причине профессиональной занятости – в субботу был съезд «Единого Центра», где должны были выбрать Балогу лидером партии.

Однако это на следователей не подействовало. В субботу двое сотрудников СБУ опять принесли повестку на 14 часов этого же дня. Я тут же написал на корешке, что готов прийти в понедельник. Больше следователь мне не звонил.

То есть все это время, я не прятался, отвечал на телефонные звонки, не уклонялся от получения повестки – хотя легко мог это сделать, например, отключив телефон. Тогда у следователей не было бы формального права применять процедуру силового привода.

В понедельник меня на допрос никто не вызвал, хотя все мои телефоны у следствия были. Вместо этого позвонили участковый милиционер, который сообщил, что в райуправлении МВД есть постановление следователя по делу отравления Ющенко о моем силовом приводе на допрос.

– Как выглядел силовой привод?

– Без заламывания рук. Я сказал участковому, что не нужно никуда ехать, и я сам к нему добровольно подъеду в райотдел. К тому времени уже все мои близкие переполошились из-за постоянных визитов СБУ-шников, и ждать милицию у порога было уже слишком!

Я приехал в подольскую милицию, и мы вместе с участковым поехали в следственное управление прокуратуры. То есть «силовой привод» осуществили на моем личном автомобиле.

Мне кажется, здесь не принципиально, как осуществлялся силовой привод – важно то, что следователь пошел на этот шаг и вынес постановление, хотя я от него не скрывался и постоянно был на связи.

Счастье, что в нашем районе адекватный участковый. Но если бы на его месте был кто-то другой, он мог бы привлечь «беркут». То есть сам факт вынесения решения о силовом приводе был неадекватен всей ситуации.

В итоге мы проехали с участковым три квартала – с улицы Хоревой до Борисоглебской, где находится Главное следственное управление прокуратуры. Нас там ждали сотрудники СБУ, которые передали меня следователю.

Со следователем мы поднялись на третий этаж. Там мы прошли мимо кабинета руководителя следственной группы по делу об отравлении Галины Климович, возле которого была выставлена охрана, и зашли в маленькую комнату.

Дальше начались пререкания – следователь потребовал сдать в сейф мобильный телефон и сумку. Я отказался, понимая, что с телефоном во время моего отсутствия могли сделать что угодно – переписать адресную книжку, смс–сообщения.

«Вы что, не понимаете, что через мобильный телефон нас могут прослушивать?!» – возмутился следователь. Я ответил: «Мне страшно слышать от вас, представителя прокуратуры, что, оказывается, у нас в стране есть незаконная прослушка!»

В итоге, мы сошлись на компромиссе – я телефон оставляю у себя, но при этом отсоединяю аккумулятор. Мы пошли в другую комнату – это обычный канцелярский кабинет, где стояли столы, компьютеры. Там, собственно, и прошел допрос.

– Насколько я знаю, не только Жвания является злостным «неходильщиком» на допрос. Например, Тимошенко вообще игнорирует допросы в деле об отравлении после того, как побывала там один раз…

– В данной ситуации ты можешь говорить больше, чем я. Добавлю только, что я вообще оказался примерным свидетелем. Потому что пока шел мой допрос, следователю сообщили, что трое из запланированных на тот день людей не явились, а их телефоны отключены.

– Кто вел с тобой допрос?

– Первый допрос вели два следователя.

– Тебе кто–нибудь объяснил, чем поясняется такая срочность твоего вызова на допрос именно сейчас?

– Нет. Но после того, как пришла первая повестка, и я попросил перенести допрос, с редакцией связались определенные лица, которые сообщили, что меня срочно надо допросить в связи с интервью Давида Жвании, а я, оказывается… «уклоняюсь по идеологическим соображениям».

– Это был представитель правоохранительных органов?

– Нет. Это было вообще постороннее лицо.

– О чем был твой допрос?

– Я не могу об этом говорить. Скажу лишь, что меня допрашивали совсем не об обстоятельствах отравления, а о моей профессиональной деятельности.

– Это правда, что все вопросы во время первого допроса касались конкретно интервью с Давидом Жванией и всех обстоятельств вокруг него? Вплоть до того, во что он был одет и на каком стуле сидел?

– Я не могу это комментировать.

– Но это же нарушение закона, когда тебя вызывают по делу об отравлении, а допрашивают вообще на постороннюю тему – по обстоятельствам получения интервью!

– Я тоже так считаю, что нельзя свидетелей вызывать по одному делу, а допрашивать по обстоятельствам, которые к этому делу не имеют никакого отношения.

– Ты что, говоришь так осторожно, чтобы не разгласить тайну следствия?

– Своими ответами я вообще никак не разглашаю тайну следствия. Все знают, что меня вызвали на первый допрос после интервью с Давидом Жванией, а на второй – после интервью с Николаем Полуденным. Кроме того, я сообщаю информацию, которая составляет общественный интерес, поскольку история с допросом стала публично известной.

– Какое у тебя впечатление, зачем нужен был этот допрос?

– Мне кажется, здесь пытаются решить несколько задач. Задача номер один – это решить проблему Жвании, который довел всех в следственном управлении до белого каления тем, что не ходит на допросы. Я могу догадаться, что скоро придумают новый способ воздействия на него.

И задача номер два – это заставить меня не писать на тему отравления, пугая уголовной ответственностью за разглашение тайны следствия. Однако я не подписал пункт протокола допроса, который касается этого ограничения.

– То есть, против Жвании возбудят дело за разглашение тайны следствия в том интервью, которое он дал «Украинской правде»?

– Я не могу ничего говорить на эту тему. Хотя, на мой взгляд, никакой тайны там нет – о том, что рассказал Жвания в своем интервью, уже сообщал и Сивкович, и Васильев, и Сацюк… То, что следователь считает тайной следствия, уже по многу раз публиковалось в прессе.

– Но я могу догадаться, что у следователя была задача под протокол зафиксировать, что это интервью Жвании настоящее, не фальшивое. А потом выделить этот протокол твоего допроса в новое уголовное дело – о разглашении тайны следствия.

– Без комментариев.

– Это напоминает тактику следствия в отношении Владимира Сацюка, которого разыскивают по делу незаконного получения воинского звания, а не по делу об отравлении. Но все понимают, какие настоящие причины охоты на Сацюка. Может даже случиться такое, что допрос Жвании 23 июля состоится уже по новому уголовному делу. Это так?

– Так это или не так, мы поймем после того, как Жванию допросят 23 июля. Тогда и будет понятно, по какому делу его вызывают – об отравлении или о разглашении тайны следствия.

– И что, Полуденного тоже хотят привлечь за разглашение тайны следствия?

– Мы можем только догадываться об их мотивах. Я не знаю, следователь меня в свои планы не посвящал.

Но я могу предположить, что в Генпрокуратуре пытаются подвесить на крючок как можно большее число людей в деле отравления, чтобы потом пытаться на них влиять или, не дай Боже, шантажировать.

– Ты понял, кто сейчас главный подозреваемый в деле об отравлении?

– Кого подозревают – я не знаю. Но могу сделать предположение из всего происходящего ажиотажа, что Жвания для них – это ключевой свидетель.

– Как ты думаешь, в истории с отравлением фигурирует Березовский?

– Не секрет, что фамилия Березовского то тут, то там всплывала вокруг Ющенко – то дело Рыбкина, то дело с неудавшимся взрывом под штабом Ющенко…

Кстати, у меня сложилось впечатление, что следователи не до конца понимают, какой объем информации по делу уже известен обществу. Например, во время общения не под протокол я им говорю: «Я слышал версию, что в истории с Рыбкиным все должно было закончиться трагично – его должны были сбросить с поезда на пути назад в Москву для того, чтобы навести тень на Кучму и на Путина». На что следователь делает страшные глаза: «Откуда вам это известно?!» Да об этом знает пол–Киева!

– Как тебе показалось — следователи досконально изучили дело?

– Могу сказать, что допрос проводят следователи, которым лет по 30. Я думаю, что это была задумка Климович – привлечь молодых ребят, которыми бы двигало не материальное вознаграждение, а амбиции – заявить о себе, сделать карьеру в прокуратуре на деле Ющенко.

– Это правда, что во время твоего допроса поднимался вопрос, что интервью со Жванией было проплаченным?

– Я не могу ничего говорить на эту тему.

– Во время допроса был разговор не под протокол?

– Был, но мне кажется, это такая тактика следователя, когда он пытается раскрутить свидетеля на дополнительную информацию. Например, узнать телефоны каких–то важных людей. Но я сказал, что не могу ничем помочь.

– Почему так долго длились допросы – первый раз семь с половиной часов, второй раз – шесть часов?

– Как я знал и раньше, допросы по делу об отравлении длятся неимоверно долго. У меня даже было время заняться рисованием. Я просто рисовал в блокноте, как следователь меня допрашивает. Во время первого допроса этого никто не заметил. А во время второго поднялся крик: «Зачем вы рисуете на меня карикатуры, я вам не давал такого права!» – возмутился следователь.

Я ему ответил: «Уголовно–процессуальный кодекс не ограничивает меня в праве рисовать во время допроса». «Я запрещаю, вы можете выйти после допроса и воссоздать мой портрет по памяти! Но при мне я запрещаю вам рисовать меня», — ответил следователь.

В итоге, чтобы прекратить этот скандал, я просто порвал рисунок с изображением следователя Орлова и начал рисовать национальный орнамент и пейзажи за окном.

Однако сидеть шесть–семь часов на одном месте невозможно. Я встал, подошел к окну и увидел во дворе следственного управления поразительный объект – Мерседес, на котором ездил… Леонид Кучма в бытность президентом. Так я получил подтверждение тем слухам, которые ходили раньше – что автобаза секретариата президента выделила следователю Климович бронированную машину.

Кроме того, ее охраняют бойцы спецподразделения «Альфа» – несколько знакомых лиц я увидел в коридоре следственного управления.

С другой стороны, на меня произвело впечатление материальное обеспечение прокуратуры. Оказывается, у следователей в деле Ющенко элементарно нет… бумаги для печати! Они распечатывают свои рабочие материалы на листах, которые с одной стороны уже были использованы.

– После допроса ты общался с Галиной Климович, руководителем следственной группы по делу об отравлении Ющенко?

– Да, она захотела пообщаться, позвала в свой кабинет. Она спросила, почему я не приходил на допрос, ведь журналисты должны быть передовой группой общества, которая показывает всем пример. Я объяснил, что «я – законопослушный человек, готов прийти на допрос в удобное для них время, только не надо делать из этого показательную историю с силовыми приводами».

– Это было общение не под протокол?

– Нет, не под протокол.

– Она агрессивно себя вела?

– Нет, спокойно.

– Климович требовала от тебя не писать на тему отравления?

– И она, и следователи сказали, что я могу только с их разрешения писать статьи на тему отравления, где будет излагаться факты отравления. «Вы можете сколько угодно публиковать размышления на тему, был Ющенко отравлен или нет. Но излагать информацию с деталями вокруг отравления запрещено», — сказали мне.

Я ответил, что считаю это нарушением своих прав как гражданина и как журналиста. По–сути, это лишение меня права на профессию.

Мустафа Найєм, для УП

Коментарі

коментарів

Дата публікації: 18-07-2008 15:03 |  переглядів