«Киборг» наоборот – это «гробик», — исповедь защитника Украины о героизме друзей в Донецком аэропорту

С «киборгом» под позывным «Красный» мы познакомились во львовском военном госпитале. «А почему у вас такой позывной странный?» – поинтересовались. «Ну, я ж красивый и, по жизни, оптимист», – ответил «Красный».

В следующий раз встретились через неделю в кафе. Это был уже совсем другой человек – с тростью, уставший и задерганный. «Война не отпускает, контузия, постоянно болит голова. Вы думаете, нас лечили? Дырки заштопали и все», – сказал он.

В середине 90-ых Иван служил в штурмовом взводе спецназа МВД, затем долгое время работал таксистом, после первого неудачного брака женился во второй раз. Растит сына и дочь.

«Я атаковал военкомат, чтобы меня взяли служить»

«Когда начались боевые действия на Донбассе, я, буквально, начал атаковать военкомат и всевозможные добровольческие батальоны. И только в августе „выбил“ себе повестку. В военкомате очень удивлялись, как это „сам хочу“. Но я не на войну хотел. Просто, не мог и в мыслях допустить, что сюда посмеют зайти какие-то боевики или российские войска. Понимаете, моя бабушка из Кубани, но всю жизнь говорила на украинском языке. И я – украинец. И мои дети. Вот и вся мотивация. Меня взяли в 80-аэромобильную бригаду, а потом назначили командиром десантного отделения», – вспоминает солдат.

Четыре месяца, по словам 37-летнего бойца, десантники тренировались на Яворовском полигоне. Форму выдала армия, но через два месяца она расползлась на клочья. С остальным помогли волонтеры. Один комплект формы Иван сохранил еще со времен срочной службы.

Затем львовских бойцов на полтора месяца перекинули в Константиновку Донецкой области, что в 60 км от областного центра. По сравнению с донецким аэропортом там была райская благодать: наряд, караул, тихий час. Отношения с местным населением складывались «50/50».

А в декабре прошлого года ребят перекинули в Пески, что в трех километрах от аэропорта. Еще у военного был пес. Прибился в Константиновке. Помесь стаффорда и мастино. Сначала его Барсом называли, потом Барсиком. Огромный был, мне – по пояс. Тушенку возле солдат всегда кушал, но в аэропорт его взять не рискнули.

Знакомство со смертью

«Шестого января, как раз на „святую вечерю“ убили заместителя командира роты Терещенко, 57-лет, из Одесской области, мы его звали Григорьевич», – вспоминает боец. Поздно вечером по рации военные услышали шум танковых моторов, вышли на позицию, легли в кювет у дороги, сначала пустили световую ракету, затем сделали выстрел из гранатомета, за ним – второй.

«А так нельзя. После первого надо было уходить. Дистанция от вражеских позиций составляла не больше 600 метров. Когда стреляет СПГ – идет очень сильная вспышка, нас засветили и снайпер попал Григорьевичу под бронник. Я сразу даже и не понял что случилось. Тянул его до укрытия. Но он не выжил. Да, мы тогда спалили два вражеских блиндажа. Но стоила ли человеческая жизнь того завоевания. Он был хорошим офицером. Его все уважали», – говорит он.

Второй раз на глазах «киборга» убило молодого парня в Донецком аэропорту. «Чуть больше 20 лет, вышел из Иловайского котла, из 74-бригады. По кличке „Малыш“. Это была его третья ротация. Он сидел на посту, на „Драконе“. Ему насквозь ему пробило голову», – вспоминает «Красный».

Доктор «Псих»

13 января бойцам дали приказ войти в Донецкий аэропорт. «И мы это сделали, средь бела дня, нагло, никто не ожидал, ни наши, ни боевики. Через взлетную полосу, под новый терминал, на МТ-ЛБ – это такая легкая гусеничная машина. Нас было восемь человек, привезли с собой боекомплекты, воду, сигареты и лекарства. Еда там никому не нужна. Там нас ждали бойцы из 80-й и 74-й бригад», – говорит военный.

На тот момент, все посты, что были удержаны к 1 января, никто не сдал. Но, потом, с южной стороны, нас начали стрелять танки. «Там не было безопасных точек. Круглосуточно мы сидели на посту и следили за своим сектором. Сектор — это площадь, поделенная за принципом часов. Ты, например, следишь от 11.00 до 14.00. И так по кругу. На секторе могло быть 3-4 человека. Во время коротких перерывов искали место, где часок поспать и, обязательно утром, сходить в туалет, чтобы не обделаться на протяжении остального времени. Ночью это делать опасно. Курили тоже только днем, но по восемь пачек сигарет в день», – делится «киборг».

Боец признается, что во время стрельбы всем страшно. «Работает только инстинкт самосохранения. Лишний раз голову не повернешь. В карты там никто не играл. Главное было перезарядить магазин и ждать. Мы ведь могли стрелять только в ответ, остальное – запрещено. Хотя, они — из танков, а мы, в основном, из автоматов. Мы сутками вызывали огонь на себя, но никакой реакции. Три-четыре выстрела из миномета и все мимо», – говорит он.

15 января 2015 года вражеские танки разбили южную сторону. «Четыре поста „Кондор“, „Дракон“, „Тишина“ и „Позитив“ отошли на север. Было много раненых. Меня контузило, на „Кондоре“. От смерти каска спасла, ее с головы потом еле соскребли. Наш 25-летний доктор под позывным „Псих“ – Игорь Зинич, из Киевской области, сделал мне укол, дал таблетки, часов шесть я лежал, пока не отпустило. Вы спрашиваете, как это – „контузия“ – это как молотом по голове. Ничего не слышишь и не соображаешь», – вспоминает «Красный».

Медик-герой Игорь Зинич

«Псих» погиб, когда боевики подорвали перекрытие. «Его плитой разрубило пополам. Тело Игоря родственники вроде, до сих пор ищут. А он безвыездно больше месяца продержался в аэропорту.

Когда нам расстреляли помещение, где хранились лекарства, то Игорь собрал и всех „натовские“ аптечки, от волонтеров, и продолжал работать», – рассказывает «киборг».

«Красного» из аэропорта вывезли 18-го января. После контузии он получил еще осколочное ранение в ногу.

«Вместо воды мы грызли лед, а лицо было черным от крови»

«Там никто не кушал. Вода замерзла, кусочек льда откусил и доволен. Когда привезли жидкую воду, мы страшно радовались. Чтобы согреться, спасались термопакетами от волонтеров – это такие химические грелки, во избежание обморожений. А мороз был до 24 градусов. Да, имелась у нас печка-буржуйка. Но ее разжигать не могли, потому что дым шел в сторону врага и нас легко вычислить», – вспоминает он о жизни в Донецком аэропорту.

Главная еда – это сухпаек: тушенка, сухарики, мед, шоколад, изюм. Из средств гигиены – только влажные салфетки. «После всего, за мной в госпитале санитарки бегали, а я не понимал, что хотят, пока не глянул в зеркало – у меня лицо было черным от крови. Рана постоянно кровоточила и оно стекало», – говорит «Красный».

«Киборг» наоборот – это «гробик». Мы всегда это помнили"

«Мы знали, что нас называют „киборгами“, но читали это слово задом наперед – „гробик“. Шутили на тему позывных. Один из наших придумала себе позывной — Гладиатор, другой – Катана, это такой японский меч. А нам было проще их звать Радиатор и Путана. Вот и получалась по рации веселуха», – вспоминает он.

Но больше всего бойцу хотелось домой. «У нас был капеллан, Андрей, он медику помогал, я ему пообещал, если вырвусь, то обязательно ему исповедаюсь. Потом виделись только раз, мельком, в Днепропетровске. Мне так стыдно стало. Еще мне волонтеры подарили медальон со св. Николаем. Вот, когда было страшно, то искал его, чтобы хоть дотронуться», – признается военный.

В особо опасные минуты «киборг» даже не думал о том, чтобы сдаваться в плен. «Граната всегда была под рукой, но я не был уверен, что смогу выдернуть чеку. Да, самое страшное — это плен», – говорит он.

Новый терминал защитники Украины удерживали в течение 242 дней — за этот срок они получили почетное звание киборгов и статус одних из главных героев войны с российскими оккупантами на востоке Украины.

Татьяна Самотый, Национальное бюро расследований Украины