Притча о цензуре грешников

В одном вольном городе открылось заведение, где каждый желающий мог за умеренную плату созерцать выступления двух обнаженных акробатов. Артисты, мужчина и женщина, великолепно и изящно двигались по сцене на глазах восхищенного народа.

Первые несколько дней зрительный зал был переполнен. Владельцы местных театров и храмов скрежетали зубами, но поделать ничего не могли: зрителям было интересно новое зрелище.

Скоро, впрочем, обнаженная натура наскучила горожанам. Большинство из них вернулись к прежним увлечениям. Только у подмастерий да торговок вошло в привычку знакомиться на представлениях акробатов.

Они приходили поодиночке, первые четверть часа следили за представлением, потом начинали подражать танцу и, наконец, расходились парами.

Даже юноши и девушки из именитых семей приходили на представления акробатов. Так случилось, что дочь мэра познакомилась там с талантливым подмастерьем кузнеца. И в один прекрасный день тот пришел к отцу просить ее руки.

В то варварское время нельзя было создать брачный союз без разрешения родителей. И родители пользовались этим, используя судьбы детей в своих сделках.

Мэр и мысли не допускал о женитьбе дочери по любви на нищем ремесленнике. «Дочь моя, как ты могла подумать, что я выберу твоим мужем этого мужика!» — завопил мэр. «Отец, недавно я поняла, что сама могу решать это» — смело ответила дочь отцу, глядя ему в глаза. Мэр разозлился, велел запереть дочь в темном чулане и принести ему бочонок вина.

К вечеру тринадцать именитых горожан прискакали по приглашению мэра на срочное заседание городского совета. К тому времени треть бочонка уже была выпита градоначальником.

«Друзья мои, дьявол наслал нам эту порнографическую акробатику!» — вопил, брызжа слюною, мэр, — «Дети не слушаются родителей, они, сволочи, сами хотят решать свою судьбу!».

Именитые горожане полностью разделили тревоги мэра. «Мои сучата тоже выбрали себе пару сами. Думают, раз видели голого артиста, так уже поняли все сложности жизни!» — поддакивал городской казначей. «А мой гаденыш! Он отказался жениться на дочери N-ского архиепископа даже под угрозой отлучения от церкви, потому что она, мол, уродлива! Какая ему разница, если взамен предлагалось пэрство!» — негодовал, бряцая золотой цепью, городской священник.

И было решено вызвать акробатов в мэрию, для ревизии на предмет соответствия их выступления нормам общественной морали. А для принятия беспристрастного решения создали специальную независимую комиссию из профессоров правоведения и богословия. В комиссию вошли также именитый драматург, прославившийся одобренными церковью пьесами, двое иконописцев, отставной генерал, солист церковного хора, помощник судьи и некий сатирик, ставший страстным изобличителем падения нравов после того, как он заболел сифилисом.

Все члены комиссии были вредными занудными стариками, которых весь город хорошо знал со времен их молодости как изрядных бабников.

Через день акробаты показали свое мастерство перед комиссией. Приговор был однозначным: «Слишком откровенно, сжечь!». И вскоре акробатов повели на последнее представление, где каждого из них ждал столб над костром...

Мэр наградил членов комиссии почетными званиями и увесистыми серебрянными медальонами, символами власти. С тех пор она заседала каждый месяц, зажигая все новые костры.

Называли «откровенными» слишком короткие юбки, слишком обнаженные груди, слишком прямые речи. Горожане на улицах дрожали от страха, не зная, кого следующим заберет стража, кто опять предстанет перед неумолимым судом старых ханжей и будет непременно сожжен.

Ходили легенды о том, как одна поэтесса спросила главу комиссии: «Бог создал меня такой, как я есть. По какому праву вы лишаете меня жизни, дарованной Богом?», на что тот ответил: «Мы вас и пальцем не тронем. Все наши решения носят рекомендательный характер». И подписал письмо к мэру, где говорилось, что поэтессу «рекомендуется сжечь на костре за вольное трактование божественного промысла».

Для человека единственным спасением от страха всегда была любовь. И горожане, спасаясь от костров, все больше любили друг друга. Только многие боялись открытой и искренней любви, проявления которой карались смертью. Поэтому люди покупали безопасную любовь за деньги.

Вместо двух обнаженных акробатов в городе появилось двести тридцать восемь проституток, шестдесят художников, рисующих скабрезные картинки по заказу, и два дома разврата, каждый из которых ежемесячно отправлял одну из работниц на сожжение, словно принося жертву сказочному дракону.

Вскоре комиссия начала проводить выездные заседания в домах разврата. Раз, когда усталые от допросов куртизанки разошлись, а пресыщенные вином и любовью цензоры дрыхли на полу после изрядно плодотворных дебатов в холле одного из публичных домов, молния с неба ударила вдруг о деревянную крышу. Пожар разгорелся мгновенно. Никто из членов комиссии не выжил.

Так наказание от самой судьбы обязательно приходит к тем, кто самочинно и несправедливо судит за грехи других людей, будучи весьма грешным сам.

Нет ничего плохого в обнаженной натуре человека; она – голая правда.

И скрывать от людей правду, заставлять людей лгать и изворачиваться, лишать нас самостоятельного выбора – вот самый большой, самый аморальный грех, который не будет прощен. Никому. Никогда.

Юрий Шеляженко

Коментарі

коментарів

Дата публікації: 22-11-2009 22:38 |  переглядів