Социальные медиа и массовые беспорядки

Последнюю неделю главной новостной темой стали погромы в Лондоне. Появилось сообщение о том, что беспорядки угасают, а мэр города Дэвид Кэмерон выступил с речью. Она содержала несколько тезисов, в том числе не последняя роль в событиях отводилась социальным сетям.

В западных СМИ нередки заголовки о «роли social media в лондонских погромах». Но нужно ли говорить о том, что Интернет сегодня стал таким же обычным инструментом коммуникации, как когда-то были почтовые письма и телефон? Не использовать новые возможности значит вернуться назад лет на 50. И было бы просто глупо, обращаясь к ним ежедневно, забыть о них тогда, когда конкретная идея требует привлечения широких масс.

Интернет упрощает путь к популярности и мировым переворотам. Мы это поняли, когда появились первые звезды ютьюба и закрепили, когда в социальные сети пришел бизнес. В период «революций нового типа», они же «твиттерные революции», СМИ объясняли, что Twitter — не игрушка, а важный политический инструмент. Редкий читатель, увидев в новостях про лондонские погромы знакомые Facebook и Twitter, обратил на них внимание – кого этим удивишь? Только слова Дэвида Кэмерона о контроле за доступом к social media все же вызвали интерес.

Профессор Янг (Yong) в статье «The Revolt of China’s Twittering Classes» отметил, что за последние годы Twitter стал ведущей платформой многих кампаний за права человека, и это приведет к реальным изменениям. Марк Файфл (Mark Pfeifle), бывший советник по безопасности США после волнений в Иране даже предлагал выдвинуть создателей Twitter на соискание Нобелевской премии. По его словам, «без Twitter жители Ирана не смогли бы почувствовать себя уверенно и встать на защиту свободы и демократии».

Стоит ли придавать социальным сетям такое значение? У группы в Facebook, посвященной памяти Марка Дуггана, почти 29000 читателей. Каждое сообщение одобряют около 150 человек. Но можно ли сказать, что без этой страницы они отнесутся к смерти Марка по-другому? Социальные сети служат скорее отражением мыслей и чувств — люди привыкли делиться информацией в Facebook, где можно объединиться вокруг страницы, они сделали это и сейчас.

Все же, не все соглашаются с ролью социальных платформ как двигателя массовых беспорядков. В период «твиттерных революций» политолог Игорь Джадан писал: «При анализе революционных событий последней волны нередко преувеличивается роль новых информационных технологий, и упускается значение этно-культурного единства, без наличия которого технологии не имели бы никакого значения. Ведь прежде чем со-организоваться в блогах, активисты арабских беспорядков должны были изначально говорить и думать на одном языке, обладая при этом чувством солидарности и сочувствия. Иначе никакой организации не получилось бы, а дело закончилось бы элементарной грызнёй в лагере оппозиционеров — хорошо знакомая в России ситуация». Кроме того, полгода назад существовали очевидные предпосылки: арабский мир устал мириться с коррупцией, бедностью и авторитарным режимом.

Самым ярким оппозионером такого преувеличения стал корреспондент New Yorker Малкольм Гладуэлл (Malcolm Gladwell). Еще в октябре 2010 года его статья «Why the revolution will not be tweeted» вызвала сильный резонанс в США. В интервью CNN автор отметил, что Twitter или Facebook могут использоваться демонстрантами, чтобы поддерживать связь, но они не играют решающей роли, когда речь заходит о таком явлении, как революция. В качестве примера Малькольм вспоминает демонстрантов в Восточной Германии, которые добились краха Берлинской стены без социальных сетей.
Малькольм утверждает, что двигатель массовых протестов — «крепкие связи». Недостаточно быть другом в Facebook — поднять революцию может только недовольная масса, объединенная общей целью.

В книге американского политолога Евгения Морозова (родился в Белоруссии) «Сетевой обман: темная сторона интернет-свободы» (The Net Delusion: The Dark Side of Internet Freedom) описано, как государство использует интернет для подавления свободы слова и успокаивает население цифровыми развлечениями. Евгений отмечает, что обращая внимание на новые возможности сети, страны не отмечают ее влияние на закрепление власти и делает движение к демократии еще более сложным. Кроме того, государство легко может отслеживать действия людей в Twitter, чтобы предвосхищать нежелательные события или использовать социальные сети в своих целях.

Американский социолог Марк Грэноветтер, (Mark Granovetter) называет результатом общения в Twitter развитие «силы слабых связей». Люди передают информацию друг другу, разделяя общую идею. Они обмениваются роликами, приглашают на встречи, предлагают принять участие в мероприятиях или политических акциях. Нельзя отрицать, что социальные сети как ничто другое позволяют собирать огромные массы, и именно этого опасаются главы государств.

Постоянный поток в Facebook или Twitter заставляет людей мыслить быстро и зачастую воспринимать информацию поверхностно. Есть ли у нас время серьезно обдумать свое решение? По мнению Малькольма Гладуэлла, раньше массовые действия приходилось заранее четко планировать и прорабатывать, а сейчас это во многом происходит неосознанно. По-прежнему невозможно точно сказать, что побуждало лондонцев участвовать в погромах: защита прав человека, социальное неравенство, желание неблагополучных подростков развлечься или просто стадное чувство, усиленное социальными медиа.

cossa.ru