Бывший спикер АТО заявил о военной цензуре со стороны администрации президента Порошенка. Интервью

Экс-спикер АТО Алексей Дмитрашковский в интервью журналистам признал, что официальные военные сводки летом 2014 года подвергались жесткой цензуре со стороны администрации президента Порошенка, из-за чего их содержание искажалось, скрывая истинные масштабы потерь, которые несла украинская армия, сообщает Национальное бюро расследований Украины.

— Вы были начальником пресс-центра АТО. Как же вы оказались в Военной службе правопорядка?

— Я был начальником пресс-службы АТО и создавал пресс-центр АТО. Я также в течение двух с половиной месяцев сформировал пресс-службу Генерального штаба. Оставалось сделать несколько подписей, чтобы эта пресс-служба начала работать. Не буду скрывать, что мне была обещана должность начальника пресс- службы, поэтому я создавал ее под себя, специально подбирая людей под определенные задачи. И тут на самом финише меня отправляют обратно в АТО, а руководителем назначают Владислава Селезнева. Я вернулся 17 декабря 2014 года и 22 декабря ушел в отпуск. Вышел только 7 февраля, поскольку заболел и попал в госпиталь. И тут меня поставили в известность, что моя должность сокращена с 31 декабря... То есть за январь и февраль я не получил никаких денег. Я написал обращение к начальнику Генштаба. Кадровая служба согласилась с тем, что я был сокращен незаконно, но не признала неправоту в части невыплаты финансового вознаграждения. Я подал в суд, но проиграл, потому что, пытаясь решить проблему мирным путем, поздно подал заявление. В личной беседе мне была предложена должность начальника группы по работе с личным составом Главного управления ВСП. Понимая, что я уже и так сильно потерял по зарплате, я согласился, хотя, конечно, это было для меня понижением по службе.

— Подав в суд на Минобороны, вы сделали несколько сенсационных заявлений насчет цензуры в армии. В чем она заключалась?

— Сначала была легкая военная цензура, а потом подключилась Администрация президента. Это случилось перед самым Иловайском. Был звонок из Киева с требованием перед обнародованием отправлять наши тексты в администрацию президента на согласование. Очень часто эти тексты возвращались сильно обрезанными. Их содержание уже не соответствовало настоящей ситуации. К примеру, мы сообщали о большом количестве обстрелов наших позиций, а обратно получали сообщение, в котором говорится — обстрелы единичные, потерь нет. Дважды мне звонили из президентской администрации, пытаясь растолковать, что я говорю не то, что надо. Теперь же все спикеры не хотят повторять мои ошибки и общаться по этому поводу с руководством.

— А до Иловайска? Например, в начале августа, в июле 2014 года?

— Ну, в Генштабе могли смотреть тексты и говорить, мол, это не надо ставить, потому что мы «светим» те или иные подразделения. Хотя правила ежедневно менялись: то мы не говорим о 25-й бригаде, а то — давай напишем, что 25-я 79-я бригады взяли какой-нибудь город. Плюс появилось понимание того, что в рамках АТО таких определений, как «попали в окружение» или «отступили» просто не существует. Это терминология боевых действий. Об этом говорить было нельзя.

— Командование хотело сохранить хорошую мину при плохой игре?

— Я бы сказал по-другому. Командование понимало, что нас читают люди. Ведь популярность страницы пресс-центра АТО в Facebook росла огромными темпами. За два с половиной месяца работы мы имели 70 тысяч подписчиков.

— Когда вы стали понимать, что войска под Иловайском попали в окружение?

— Непосредственно перед Иловайском мы сообщали, что в том районе активно ведется разведывательная работа и осуществляется перемещение российских войск на границе. Не надо быть большим стратегом, чтобы понимать — дыра в границе протяженностью в 400 км позволяет российским подразделениям переходить ее там, где они хотят. Они переходили ее, как правило, ночью, и об этом мы сообщали — то есть все было прогнозируемо. Но, несмотря на все предупреждения, из того района вывели людей, которые, вероятнее всего, должны были являться резервом.

— Что это были за люди?

— Это были те войска, которые отправили на парад. Они могли быть использованы в качестве резерва, которого как раз не хватило. Я не хочу, чтобы это прозвучало как обвинение, но я бы это назвал безалаберностью, потому сообщения о назревающих проблемах шли. И в тот момент, когда начались неприятности под Иловайском, журналисты имели больше информации, чем военные. По нескольку раз в день я прибегал к оперативному дежурному уточнять информацию насчет Иловайска и других объектов, попавших под вражеский огонь. Тут же можно вспомнить и о событиях в районе Изварино (так называемый приграничный «Южный котел», сформировавшийся в конце июля — начале августа 2014 года на юге Луганской области). Прихожу, значит, пытаюсь уточнить информацию, а на оперативной карте эти объекты просто не отмечены. Были даже моменты, когда дежурный просто лузгал семечки в тот момент, когда у него на столе разрывался телефон. Вы представляете — там люди гибнут, а он семечки щелкает. Зато все штабные работники в День вооруженных сил получили боевые награды.

— То есть штабы были не в курсе ситуации?

— Я думаю, что они все же были в курсе... Не знаю даже, как это объяснить... Из того, что я читал и слышал, общаясь с людьми, можно сделать вывод, что виной всему были личные амбиции, а может и личная месть штабистов добровольческим подразделениям. Конкретно — батальону «Донбасс» (занял часть Иловайска). В этой связи я хотел бы сказать слова поддержки командиру батальона «Прикарпатье» (Виталию Комару). Да, этот батальон быстро ушел со своих позиций (главный военный прокурор Анатолий Матиос обвинил «Прикарпатье» в бегстве). Но в боевом уставе написано, что командир отвечает за жизнь своих подчиненных. Я считаю, что обвинения в адрес комбата «Прикарпатья» — необоснованны. Он спас людей. Разве могли его солдаты, вооруженные автоматами, эффективно бороться против артиллерии?!

— А был ли вообще шанс на успех АТО летом прошлого года?

— Я общаюсь сейчас с людьми, которые ждали прихода украинских войск в одном из городов. Они говорят, что в их городе насчитывалось всего 500 террористов...

— О каком городе речь?

— Ну, зачем же подставлять людей. Скажем так, это был город в районе Иловайска. Так вот, они ждали наших. При правильной тактике и при наличии резервов, о которых я говорил, все бы закончилось совершенно иначе. Я думаю, что Иловайска бы не было. В конце концов, те войска, хоть и не были так хорошо обучены, как сейчас, но они уже имели боевой опыт и знали, как бороться с российской армией.

— Если заглянуть в будущее. Как, по вашему мнению, закончится эта война?

— Хочу начать с заявлений главарей ДНР и ЛНР о том, что они отводят тяжелую артиллерию, и это означает конец войне. Какой именно войне? То есть — мы забываем о том, что эти люди стреляли по мирным гражданам, что они были против Украины? Мы забываем об этом и продолжаем жить, спокойно глядя в глаза матерям погибших ребят? Я думаю, что нет! Что же касается окончания войны, которую я все же не могу назвать антитеррористической операцией, хотя долгое время вынужден был это делать, то давайте посмотрим на то количество оружия, которое завезено на Донбасс, и бандитов со всего мира, приехавших туда воевать. Все люди, имеющие криминальное прошлое, находятся там. Граждане Сербии, Польши, Беларуси, Казахстана... Даже были представители Израиля, выступавшие в качестве инструкторов. Все это не дает шанса на быстрое окончание войны. Не для того Россия завезла на Донбасс столько оружия, чтобы нам его просто так отдать.

Интервью записал Денис Попович

Коментарі

коментарів

Дата публікації: 13-10-2015 13:32 | 5705 переглядів