Один «ганган» как единица измерения нашей независимости

В последний день 2007 года УБОП украинского МВД нехитрой процедурой положил «на весы» винницкого вокзала отечественную демократию, да и независимость, создав единицу их измерения — один «ганган».

В информационных сообщениях последних дней говорилось об «общей операции с российскими спецслужбами», или «операции украинских и российских спецслужб» или о «задержании по запросу российских спецслужб».

Остроумный и быстрый в реакциях Станислав Белковский уже успел окрестить это винницкое дело «гангангейтом».

Задержанного в ходе этой операции российского гражданина зовут Михаил Ганган. На вокзале Винницы он встречал свою девушку и мать, которые ехали на новогодние праздники из Самары. Гангану 21 год. До задержания этот человек не имел в Украине широкой известности. Уже находясь в нашей стране, он 10 декабря 2007 г. подал заявление в региональное представительство управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев с просьбой о предоставлении ему статуса беженца и был признан нуждающимся в международной защите.

В России Михаил Ганган достаточно известен как активист оппозиционной путинскому режиму Национал-большевистской партии. Эта партия не только запрещена сама по себе; средствам массовой информации запрещено упоминать ее название. Нельзя сказать, что и в Украине данная партия, как и ее лидер Эдуард Лимонов, в особой чести: трудно забыть нашумевшую выходку нацболов с поднятием российского флага над Севастополем. Но нельзя не согласиться и с тем же С. Белковским, решительно протестующим против характеристики М. Гангана как «собрата евразийских вандалов», осквернивших государственные символы Украины на горе Говерла в октябре 2007-го. Кремлевский юродивый Александр Дугин, создатель Евразийского Союза Молодежи, хотя и стоял у истоков НБП, давно превратился в непримиримого врага российской оппозиции и путинского лизоблюда. Нацболы в девяностые годы отдавали дань имперской риторике, не признавая независимости Украины и Балтии – но кто в России, включая ультрадемократов, свободен от мерзкого имперского греха? Разве что Валерия Ильинична Новодворская никогда не была замечена ... Тяжелый каток путинской автократии, видимо, облегчил оппозиционерам процесс «очищения от грехов» — помог отделить главное от второстепенного, реальную угрозу России со стороны Кремля от мнимой угрозы со стороны ее вековечных соседей. И то немногое, что способно выстоять под прессом нынешней российской власти, – бесстыжей и наслаждающейся сознанием своей безнаказанности, как немецкая власть образца 1934-го года, – все это понемногу концентрируется в НБП и немногих левацких организациях, вроде Авангарда Красной Молодежи. Нет у этой молодежи очерченной идеологии, но есть астматическое чувство поруганной чести: в нынешней России невозможно дышать.

… «Россия трагична. Россия похожа на ад», – написал 18 декабря лидер нацболов Эдуард Лимонов. Написано это было после похорон еще одного юного нацбола Юрия Червочкина, забитого бейсбольной битой за расклеивание в Серпухове листовок с призывом идти на «Марш несогласных» в Москве. «Если за это убивают, – написал тот же Лимонов 31 декабря, как раз в день ареста в Украине Гангана, – то поздно выдвигаться в президенты, то все поздно. Кроме одного. Встать в атаку. С Новым годом, Россия». Собственно, и сам подмосковный Серпухов в день похорон Червочкина был похож на мрачный фронтовой город, «заполненный ментами и оперативниками». Милицейские заслоны на дорогах не позволяли проехать в Серпухов участникам похорон, даже на кладбище были десятки оперов.

Но вернемся на «украинский фронт». Свой первый условный срок Михаил Ганган получил в 2005 году на знаменитом «процессе тридцати девяти» за участие в мирной акции протеста в Общественной приемной Президента Российской Федерации. Об ужасающей неправовой обстановке этого процесса писала Анна Политковская, но, как известно, «тексты ее и жизнь не нанесли вреда государству российскому», — так заявил полковник Путин после ее смерти. Антипутинские акции нацболов хоть и искрометны, но бессмысленны, — если почитать за смысл какой-то «политический» эффект, реально угрожающей кремлевскому режиму. Один из самых известных фотоснимков путинской эпохи: нацбол вышвыривает портрет президент РФ из окна министерского кабинета летом 2004 года (так нацболы протестовали против монетизации льгот – вместо пенсионеров, которых эта монетизация коснулась через полгода). Другой популярнейший фотодокумент новейшей истории – огромный плакат «Мутин – пудак», растянутый нацболами над крышей дома в центре Санкт-Петербурга, и милицейское оцепление, молча взирающее на него: не было команды снять, не сразу дошло.

И хотя подобные акции не могут «потрясти основы», Кремль нервничает (тот самый Кремль, который так смело играет «на нервах» всего мира, запуская через всю Евразию ракеты и посылая бомбардировщики к самым границам европейских стран!) и реагирует несоразмерно, неадекватно, посылая многочисленные отряды ОМОНа, завезенные из провинции, на мирные и разрешенные протестные акции в русских мегаполисах. Путинский идеолог г-н Сурков, отвечая на вопрос о такой неадекватной реакции, раздраженно пояснил: «Если вы считаете, что ОМОН нельзя применять, то вы не знаете, что такое демократия. Не надо ходить там, где не положено. Везде гоняют. И будут гонять. И правильно». Вячеслав Сурков, и Глеб Павловский, и Михаил Леонтьев, и Сергей Марков – изобретатели и интерпретаторы имперской «суверенной» демократии – не ощущают пока, что нюрнбергская веревка вожделеет нежно обнять их нетощие выи.

Но весной 2007 года Михаил Ганган стал уже персональным врагом Владимира Путина, поскольку был в числе организаторов самарского «Марша несогласных». Марш был приурочен к саммиту «Россия–ЕС» и встрече под Самарой Путина с германским канцлером Ангелой Мерхель, – и тем самым вызывал личное бешенство русского президента. 11-го мая Ганган с журналистами «Коммерсанта» и Рен-ТВ обнаружил дверь в подъезд его дома заблокированною «людьми в штатском», что давало повод инспектору ГУИН зафиксировать его отсутствие в квартире в 22 часа и сменить условный срок наказания нацбола на реальное пребывание в тюрьме. Впрочем, инспектор, после разъяснений Гангана, отметил его пребывание в квартире и недовольные люди в штатском удалились, прихватив московских журналистов. Марш – весьма немногочисленный – состоялся. Организаторы были привлечены к ответственности. Кто за уклонение от воинской службы, кто по быстро и плохо сфабрикованному обвинению в вымышленном милицией двойном убийстве. Условный срок Гангана превратился в реальный, а сам Ганган – в субъекта международного полицейского розыска.

Так он оказался в Украине. И уже тут вместо статуса беженца получил статус задержанного.

Хотелось бы верить, что демократическая Украина не удовлетворит подобные полицейские запросы соседнего полицейского государства. Хотелось бы верить, что Ганган получит статус беженца или украинское гражданство. Хотелось бы верить, что из органов МВД будут уволены инициаторы и исполнители винницкой операции. И еще больше хотелось бы верить, что на сей раз не сработает извечная боязнь украинских властей «невзначай» «обидеть» кого-либо из так называемых «партнеров» — во имя каких-то «высших» интересов. Украинская власть (и при Кучме, и позже) выдавала, например, «на милость» бессменного правителя Каримова узбекских оппозиционеров – но узбекский газ все равно оказался в лапах российского «Газпрома». А уж о том, чтобы сама Россия выдала Украине всех этих окопавшихся под сенью двуглавого орла билоконей-бакаев давно в украинских верхах никто даже и не заикается. Логическим результатом такой «позиции» можно считать антиукраинские выступления Путина в западной прессе, которыми был отмечен конец прошлого года.

Любому непредвзятому наблюдателю ясно: изо всех щелей путинской России смердит фашизмом. Если правители соседних с Россией стран не замечают этот смрад, то рано или поздно им придется вдохнуть тонкий аромат выхлопа российских танков или услышать, подобно европейцам в предвоенном Мюнхене, «последнее территориальное требование» России.

Украинские избиратели никогда, по большому счету, не разочаровывались в «оранжевых» политиках, поскольку, говоря словами Бердяева, никогда особо ими не очаровывались. Мы голосуем за них не по любви к их достоинствам, но в силу отвращения к исторической бесперспективности и интеллектуальной пустоте, неотвратимо сопровождающим их политических оппонентов. Но на сей раз хотелось бы очароваться, хотелось бы поверить.

Дело Гангана, жизнь и свобода этого юноши взвешивают не только силу и прочность украинской демократии, украинской независимости: они измеряют ее гуманность.

Выдающийся экономист современности Эрнандо де Сото говорил, что в определенных социальных условиях, при крушении надежд, для тех, кто не смирился с поражением, кто обладает энергией и верой в себя, остается только два пути – эмиграция и революция. Никто извне не может призывать к революции, не принимая участия в ней: это безнравственно. Но поддержка беженцев, вырывающихся из невозможных, невыносимых для свободной личности условий, — есть нравственный долг гуманного и демократического общества.

Давайте не отдадим полковнику Путину юного нацбола Гангана, а?

Не сделаем подарка людоедам.

Валерий ТЕМНЕНКО

Коментарі

коментарів

Дата публікації: 8-01-2008 16:15 |  переглядів